Наш звездный колумнист Отар Кушанашвили принял участие в программе Андрея Малахова на «Первом канале», которая была посвящена певице Ирине Круг. И рассказал в сердцах, что он думает про саму Ирину, Малахова и «лютую печаль утекающей жизни»…
— Ирину Круг я в первый раз увидел в гримерке Михаила Круга; она была ниже травушки, тише воды, но очень приветливо улыбалась, скромненько сидя в уголочке.
Тогда ее покойный муж и мой товарищ Михаил гремел везде «Владимирским централом», начиненным пусть не полнозвучной, но вполне себе глубокой рапсодией, но любил я его не из-за хита начальников и узников каменных мешков.
Круг вышел на сцену, когда культ романтического, с кричащими перегибами, поведения, не просто не изжил себя, а густопсово расцвел.
Невменяемость приветствовалась, а Михаил Круг вышел обычным парнем — и сразу стал протагонистом.
Это от него я услышал, что в мире больше нет приватности, что мир пустеет, и в этом пустеющем мире, отрицающем приватность, люди доверяют только глазам и голосу.
Интонация имелась в виду; если б строчку «там, где суровыми нитками сшиты край земли небесный приют» спели Баста или Пелагея, Лепс или Гагарина, я б сплюнул в сердцах.
Интонация.
На Первом канале Андрей-Наше Все-Малахов посвятил Ирине Круг целый, отдельный выпуск, и сам же затеял релевантный разговор о том, как сбываются мечты, но сначала даже не о том шла речь, из чего эти мечты сделаны, а о сакральном — «из какого сора растут стихи».
Мне представляется, что об этом надо говорить часто: Ира после того, как убили ее и нашего Мишу, осталась одна и без денег. В доме, в котором теперь не хотелось находиться ни секунды.
Сделаем паузу: представьте себе этот ужас.
Помогли нрав (Ира, простая челябинская девушка, не из тех, кто смотрит на вещи мрачно), сынуля и друзья, первейшие из которых — супруги Цыгановы.
Большинство наших людей приучить к обыкновенным жалости — все равно что лошадь учить считать.
Мы-то с вами знаем, что в мире всегда найдутся люди, которые будут любить нас, и люди, которые захотят вам сделать больно; и часто это одни и те же люди.
Ире пришлось самой это познать.
Она, кстати, петь не собиралась.
Понятно, что Ира Круг не Тина Тернер и даже не Шакира, но верно найденная интонация помогает женщинам, слушающим ее незатейливые пьесы, справиться с лютой печалью утекающей жизни, где есть токмо одна радость — любовь. Она же — смысл, без которого жизнь становится израсходованной житухой.
Она не напирает ни на изящный эротизм, как когдатошняя Ветлицкая, ни на эксплицитную сексуальность, как когдатошняя Салтыкова, — а на интонацию.
Она и Малахову об этом сказала.
Она — та самая девушка из великого фильма «Филадельфия»: «Я не виновна, я не безвинна, я просто хочу выжить».
А Малахов-то, Малахов!
Он, против прежних времен, полон сочувствия, и даже нарратив его дышит сочувствием к герою.
Он понимает: история Иры Круг, на каком бы хронотопе она не зиждилась, линейном или нет, — это история воскрешения, одоления себя и обстоятельств.
И он, как и подобает протагонисту, направляет разговор в правильное русло — туда, где главное — просто жизнь, просто вера, просто надежда.
И, конечно, интонация.
Свежие комментарии